Фильм Алексея Федорченко вошел в Основной конкурс 43-го Московского кинофестиваля, который начнется в столице в апреле. Наш кинообозреватель беседует с автором картины «Последняя «Милая Болгария», а также очень разных по жанру фильмов «Война Анны», «Овсянки», «Первые на Луне».
— Алексей Станиславович, некоторое время назад художественный руководитель Римского фестиваля Марко Мюллер, просмотрев ваши очень разные работы, назвал режиссера Алексея Федорченко «совершенно оригинальной фигурой в современном российском кинематографе третьего тысячелетия». Согласны ли с его мнением о том, что ключевой нотой вашего творчества является «смесь документалистики с псевдодокументалистикой и превращение драматического фильма в тонкую комедию»?
— Большое спасибо Марко Мюллеру за оценку. Я могу сказать одно: мне хочется каждый свой фильм начинать, как первый, потому что совершенно неинтересно снимать одинаково. Я сознательно иду на то, чтобы все мои картины отличались бы друг от друга. И тот, который вы сейчас увидите на Московском кинофестивале – тоже будет ни на что не похож.
— «Последняя «Милая Болгария» — психоаналитический детектив, снятый по произведениям Зощенко. «Милая Болгария» — сорт яблок, которые выводит молодой селекционер в Алма-Ате в 1943 году. Вы считаете, что размышления писателя Зощенко сегодня актуальны?
— Зощенко актуален безумно, прежде всего, как человек. Я года полтора занимался его биографией и судьбой представителей интеллигенции 20-х годов, которые приблизительно одинаково думали, размышляли, и увидел, что их дневники очень перекликаются с сегодняшнем днем – с той душной атмосферой, когда не все можно снять, сказать, когда снова появляется эзопов язык.
— Вы искренне думаете, что сегодня в отсутствии цензуры не все можно снять или сказать? А мне кажется, что сегодня — самое свободное время, которое было за всю историю существования нашего кинематографа. Или в представителях кинематографии все-таки присутствует страх?
— У многих он есть. Цензура работает, многие ее бояться. Но я пока с этим не сталкивался, слава Богу, пока делаю все, что хочу.
— И как эта цензура большинством ощущается?
— Вы обратили внимание, что на наших экранах далеко не все показывается? На том же телевидении далеко не все могут показать то, что они сняли.
— Может, это просто не очень хороший продукт? Или вы думаете, что это работает политическая цензура? Или это все-таки цензура «тугого кошелька и ограниченного вкуса»?
— Это — все вместе. Это и самоцензура в большой степени – не только режиссеров и сценаристов, но и телевизионщиков. Все бояться, кабы чего не вышло и перестраховываются очень сильно. От того и контент на ТВ такой. Это проявилось в последние годы. Потому что двадцать лет назад все было совершенно по-другому, и мы себя по-другому ощущали.
— А вы сами не боитесь?
— Я – нет.
— В посылах ваших картин присутствует закамуфлированный бунтарский дух. При этом мне вспоминается, как на фестивале в Екатеринбурге Сергей Соловьев рассказал, что снимая «Ассу», он стоял вместе со своими героями и требовал в финале: «Перемен! Мы ждем перемен!» На фестивале в Екатеринбурге он, почесывая в затылке, говорил: «Что же я – дурак такой, не задал тогда себе вопрос, а каких собственно перемен мы ждем?»
— Я пониманию, о чем вы говорите. Время меняет наши оценки. Поэтому мои фильмы – сплошь исторические. Я уверен, что современному дню всегда соответствуют какие-то аналогии в истории. Хотя, параллели возникают часто незапланированные: история ведь повторяется. И что бы ты не сказал о прошлом, это повторяется в сегодняшнем дне всегда. Поэтому в лоб о сегодняшнем дне мне говорить неинтересно: я считаю, что для того, чтобы что-то обобщать, должно пройти какое-то время, должен поднакопиться материал. Не сегодняшний день надо смотреть с некой временной дистанции. Именно поэтому мне пока не хочется снимать кино о «сейчас».
Елена Булова
Читайте также:
Мария Миронова: У этих успешных, уверенных в себе людей, в один миг уходит земля из-под ног